ИЗ АНГЛИЙСКИХ ПОЭТОВ-КАВАЛЕРОВ
XVII ВЕКА
читать дальше
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПЕРЕВОДЧИКА
Кавалерами их прозвали не за галантность. Хотя и галантностью они отличались. И не только по отношению к дамам, но и в старинном значении этого слова: gallant — отважный, доблестный. А cavalier изначально — всадник, шевалье, во времена Карла I и гражданской войны — сторонник короля (а не парламента). Литературоведы же с помощью этого весьма условного ярлычка отличают их от другой, более известной у нас “грибницы” поэтов, также произраставшей в Англии в первой половине XVII века, — метафизиков, последователей Донна.
Кавалеры, в свою очередь, считались скорее “выкормышами” Бена Джонсона (их и в лондонских тавернах знали как “сыновей Бена”), во многом следовали античным образцам и воспевали радости жизни, порой на редкость красиво и убедительно. Помню, в середине 80-х Андрей Николаевич Горбунов, составлявший для издательства МГУ сборник “Английская лирика первой половины XVII века” и доверивший мне переводить знаменитую эротическую поэму Т. Кэрью, все твердил: “Умоляю, Мариночка, побольше небесного блаженства, а то ведь выкинут вещь из состава!” (саклинговскую “Свечу”, здесь представленную, — выкинули).
Все деления и определения, конечно, условны. Крупнейший в этой плеяде поэт Роберт Геррик был священником и в гражданской войне не участвовал (правда, пострадал за роялистские симпатии); Томас Кэрью преклонялся перед Донном и в своих стихах “окликал” его, пожалуй, чаще, чем Джонсона; Эдмунд Уоллер (тоже замечательный был поэт!) в трудный момент струсил и предал “дело короля”… Но не в этом дело. То был живой и своеобразный кружок поэтов — остроумных, эпикурейски полнокровных, любителей стихотворных перекличек и перепалок. У нас же они — в отличие от более “мудреных” метафизиков — практически неизвестны. Мне всегда это казалось несправедливым.
Мой первый роман с этой компанией — короткий, стихотворений на 25 — случился двадцать лет назад. Второй, посерьезнее, начался в 2006 году с подачи Михаила Яснова, составителя серии “Библиотека зарубежного поэта” в издательстве “Наука”. В скором времени, надеюсь, выйдет в свет книга “Английские поэты-кавалеры”: 15 подборок с биографиями и комментариями. А пока — вот несколько имен. Из них четверо — задумчивый скромник Фейн, задира и пьяница Рандольф, примерный семьянин Хабингтон и мой коллега-переводчик Стэнли — вообще по-русски публикуются впервые.
С уважением
Марина Бородицкая
РОБЕРТ ГЕРРИК
(1591 — 1674)
Не всякий день подходит для стихов
Искры ве2щей пробужденье
Праздную не всякий день я:
Лишь почуяв горний дух,
Горячеют мозг и слух,
Строки запечатлевая,
Как табличка восковая.
И пророчества летят
В мир, не ведая преград,
Как листы из рук Сивиллы…
Глядь — уж сякнет дух остылый,
Нет священного огня, —
Жди-пожди другого дня.
Ода Бену Джонсону
Милость Господня
Сколь ни скорбит Господь над нашей скверной,
Его терпенье — океан безмерный,
Питающий собою сотни рек,
И все ж не иссякающий вовек,
Потоки вод вбирающий до края,
Гигантской чаши не переполняя.
ТОМАС КЭРЬЮ
(1594/1595 — 1640)
К возлюбленной, сидящей у реки
Взгляни скорей: вон та волна
Бежит, строптива и вольна,
Вдруг отделившись от стремнины,
Под бережок, в изгиб долины,
И там кружится, как волчок,
Презрев родимый свой поток
И бросившись нетерпеливо
В объятья крепкие залива.
Любовью новою полна,
Как нежно плещется она,
Лаская берег травянистый,
Как бьется грудью серебристой
О неподатливую твердь,
Как, убыстряя круговерть,
Прочь устремляется притворно —
И вдруг назад бежит проворно,
Вся в ямочках, сияя вновь…
Взгляни туда, моя любовь!
Ты стань беглянкою-волною,
В объятьях я тебя укрою,
Как тот зеленый бережок,
И пусть ревнивый твой поток,
Забытый, мчит до океана,
Где станет солью безымянной,
А ты, мой крутень водяной,
Как есть, останешься со мной.
МАЙЛДМЕЙ ФЕЙН, ГРАФ ВЕСТМОРЛЕНДСКИЙ
(1600 — 1666)
Раздумья в сельской глуши
Приветствую тебя, приют утешный,
Где свой баланс я подведу неспешный:
Сочту долги, что возвращать пора,
Составлю опись разного добра,
Что брал в кредит, затем реестр обетов
Забытых, дел заброшенных, запретов
Нарушенных, — всего, в чем до сих пор
Священный преступал я уговор.
Как фермер, что аренду в срок не вносит
Из года в год, отсрочки уж не просит,
Одну в душе надежду затая
На милосердье лорда, — так и я
Здесь, в тишине, свой путь объявши взором,
Не чая расквитаться с кредитором,
Вдруг слышу: “Только веруй, а уж там —
Мой сын заплатит по твоим счетам”.
Скисшее тесто
Господь наш — добрый хлебопек,
Он меру соблюдал как мог,
Адам же с Евой наблажили —
Закваски в чан переложили
И весь испортили замес:
Что нам ни падает с небес,
Травою сорной всходит пышно,
Не видно в нас да и не слышно
Творца. Положим, и сорняк —
Всё промысла Господня знак,
И все ж из нас не будет толку,
Пока не выйдем на прополку.
ТОМАС РАНДОЛЬФ (1605 — 1635)
На потерю мизинца1
Я девять цифр подряд могу назвать,
А вот и девять пальцев, им под стать.
Десятый — ноль: точна сия наука,
Мизинец левый мой — тому порука.
А что за палец был! Хотя и мал,
В людей не тыкал, не блудил, не крал,
Вперед не лез, а что ушел до срока —
Так это знак: во тьму по воле рока
Уйдут и локоть, и плечо, и грудь,
И всем нам предстоит сей скорбный путь.
Кто мне теперь, скользя по строчкам шибко,
Укажет, что закралась в них ошибка?
Довольно и пропажи пальца, чтоб
В стихе не досчитаться стоп…
Прощай, дружок! Твое пустует место.
Не ждал я от судьбы такого жеста.
ВИЛЬЯМ ХАБИНГТОН (1605 — 1654)
Против тех, кто считает всех женщин нечестивыми
ЭДМУНД УОЛЛЕР (1606 — 1687)
Падение
Здесь ямки от ее спины
В земле податливой видны,
И глина льнет еще сырая
К подолу нимфы, не желая
Расстаться с ней. Весной же тут
До срока розы расцветут,
Вот только полчища влюбленных
Не втопчут ли в зеленый склон их?
Здесь прозвенел Венеры смех,
Что подсмотрела без помех,
Как случая слепая сила
Стрелу Амура упредила.
Не так ли на заре времен
И весь наш род был сотворен,
Когда вдвоем на глину пали
Из глины вставшие вначале
И у древесного ствола
Сплелись их юные тела?
Что ж тут краснеть? На что сердиться?
Взгляни на милого, девица,
Коснись — и вздрогнет он опять:
Ну как тут было устоять?
Как не упасть Адама сыну,
Коль небеса толкают в спину?
Тебе лишь тем нанес урон,
Что скоро встать позволил он.
СЭР ДЖОН САКЛИНГ
(1609 — 1641/1642)
Сонет3 II
Твоих лилейно-розовых щедрот
Я не прошу, Эрот!
Не блеск и не румянец
Нас повергают ко стопам избранниц.
Лишь дай влюбиться, дай сойти с ума,
Мне большего не надо:
Любовь сама —
Вот высшая в любви награда!
Что называют люди красотой?
Химеру, звук пустой!
Кто и когда напел им,
Что краше нет, мол, алого на белом?
Я цвет иной, быть может, предпочту —
Чтоб нынче в темной масти
Зреть красоту
По праву своего пристрастья.
Искусней всех нам кушанье сластит
Здоровый аппетит,
А полюбилось блюдо —
Оно нам яство яств, причуд причуда!
Часам, заждавшимся часовщика,
Не все ль едино,
Что за рука
Взведет заветную пружину?
Свеча4
Сей нужный в доме атрибут
При свете редко достают.
Но стоит сумеркам сгуститься,
Спешит матрона иль девица
Извлечь его — и, тверд и прям,
Белеет он в руках у дам.
Засим его без промедленья
Вставляют ловко в углубленье,
Где он смягчится, опадет
И клейкой влагой изойдет.
ВИЛЬЯМ КАРТРАЙТ
(1611 — 1643)
Мистеру W. B.5 в честь появления на свет его первенца
С вас сняли копию: она
До точки, говорят, верна.
Писец не допустил errati,
И пусть в уменьшенном формате
На свет явился свежий том,
Но все, что мы находим в нем,
От буквицы до переплета, —
Весьма искусная работа.
О, сколь отрадно для отца
От няньки слышать: у мальца
Глаза, мол, ваши, рот и щеки,
И носик ваш, и лоб высокий,
Твердить за ней, что и жены
Черты в нем нежные видны,
И напевать, над люлькой стоя,
Пока он не заснет в покое.
Он и теперь, в пеленках, мил,
Когда же наберется сил
Для погремушек и лошадок —
По-новому вам станет сладок
Его певучий голосок,
Лепечущий за слогом слог,
Его запинки и осечки,
И сокращенные словечки,
Что лишь законник разберет, —
Родня же, знаю наперед,
Сей тарабарщины прелестной
Как манны будет ждать небесной.
О колыбели! Сколько в них
Надежд заключено благих, —
Свои же пожеланья кратко
Я изложу, лишь для порядка.
Пускай молитвам будет он
Не позже азбуки учен,
Пусть выпадут ему удачи,
Пусть не умнее, но богаче
Он будет, чем его отец, —
Притом не мот и не скупец.
Пусть обойдут его недуги,
Пусть в каждом обретенном друге
Он сердце верное найдет,
А не корысть и не расчет.
Да будут все его оковы
Легки, как сей свивальник новый,
Пусть от обид он и потерь
Не плачет горше, чем теперь.
Пусть век его, наполнен светом,
Продлится долго, но при этом
Забыв младенчество как сон,
Второго пусть не знает он.
РИЧАРД ЛАВЛЕЙС6 (1618 — 1657/1658)
Лукасте, уходя на войну7
Меня неверным не зови
За то, что тихий сад
Твоей доверчивой любви
Сменял на гром и ад.
Да, я отныне увлечен
Врагом, бегущим прочь,
Коня ласкаю и с мечом
Я коротаю ночь.
Я изменил? Что ж — так и есть!
Но изменил любя:
Ведь если бы я предал честь,
Я предал бы тебя.
Даме, ожидающей ребенка и попросившей у поэта старую рубашку
На что вам эти старые доспехи,
Мадам? Ведь тут прореха на прорехе.
Такой свивальник, словно флаг с войны,
Дитяти страшные навеет сны.
Наследнику скорее бы пристало
Из прядей материнских покрывало,
А я — простите вашего слугу —
Лишь разве шкуру снять с себя могу,
Да только жаль младенчика: негоже
Страдать ему в дубленой этой коже.
Но раз уж принято к роди2нам слать
Белье и просит будущая мать, —
Я девять белошвей, с кем знался прежде,
К себе созвал, на помощь их в надежде.
Но лишь одна была со мной мила
И мне для вас передник свой дала:
Из мягкой ткани он, отделан тонко,
Мадам, взгляните — вот сия пеленка.
ТОМАС СТЭНЛИ (1625 — 1678)
Ожидание
Не подгоняй минут:
Они промчатся, промелькнут,
И не пеняй бедняге Фебу,
Что он по небу
Ползет лениво в свой чертог.
Спешить не надо,
Промешка — нам награда,
Мы все поспеем на урок.
Пока еще ты слеп,
Сокрытых не тревожь судеб,
Не тщись уразуметь до срока
Законы рока.
Дай совершить свой тайный труд
Бессонной пряхе —
И сбудутся все страхи,
И все надежды оживут.
1 Мизинец бедняге отсекли в пьяной драке.
2 Кастарой (по-латыни “чистый алтарь”) Хабингтон называл в стихах свою жену; ей посвящена вся его любовная лирика.
3 Сонет здесь означает короткое стихотворение или песенку о любви.
4 Такие озорные загадки были тогда в ходу. Здесь приличия соблюдены: разгадка названа сразу.
5 Личность W. B. не установлена, но стихи и сегодня годятся в подарок любому счастливому отцу.
6 В устаревшей русской транслитерации Ловелас: это его имя дал в XVIII веке
С. Ричардсон своему отрицательному герою, красавцу и соблазнителю.
7 Это очень знаменитое стихотворение, чуть ли не в школьную программу входит.
Опубликовано в журнале:
«Новый Мир» 2008, №6
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
XVII ВЕКА
читать дальше
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ПЕРЕВОДЧИКА
Кавалерами их прозвали не за галантность. Хотя и галантностью они отличались. И не только по отношению к дамам, но и в старинном значении этого слова: gallant — отважный, доблестный. А cavalier изначально — всадник, шевалье, во времена Карла I и гражданской войны — сторонник короля (а не парламента). Литературоведы же с помощью этого весьма условного ярлычка отличают их от другой, более известной у нас “грибницы” поэтов, также произраставшей в Англии в первой половине XVII века, — метафизиков, последователей Донна.
Кавалеры, в свою очередь, считались скорее “выкормышами” Бена Джонсона (их и в лондонских тавернах знали как “сыновей Бена”), во многом следовали античным образцам и воспевали радости жизни, порой на редкость красиво и убедительно. Помню, в середине 80-х Андрей Николаевич Горбунов, составлявший для издательства МГУ сборник “Английская лирика первой половины XVII века” и доверивший мне переводить знаменитую эротическую поэму Т. Кэрью, все твердил: “Умоляю, Мариночка, побольше небесного блаженства, а то ведь выкинут вещь из состава!” (саклинговскую “Свечу”, здесь представленную, — выкинули).
Все деления и определения, конечно, условны. Крупнейший в этой плеяде поэт Роберт Геррик был священником и в гражданской войне не участвовал (правда, пострадал за роялистские симпатии); Томас Кэрью преклонялся перед Донном и в своих стихах “окликал” его, пожалуй, чаще, чем Джонсона; Эдмунд Уоллер (тоже замечательный был поэт!) в трудный момент струсил и предал “дело короля”… Но не в этом дело. То был живой и своеобразный кружок поэтов — остроумных, эпикурейски полнокровных, любителей стихотворных перекличек и перепалок. У нас же они — в отличие от более “мудреных” метафизиков — практически неизвестны. Мне всегда это казалось несправедливым.
Мой первый роман с этой компанией — короткий, стихотворений на 25 — случился двадцать лет назад. Второй, посерьезнее, начался в 2006 году с подачи Михаила Яснова, составителя серии “Библиотека зарубежного поэта” в издательстве “Наука”. В скором времени, надеюсь, выйдет в свет книга “Английские поэты-кавалеры”: 15 подборок с биографиями и комментариями. А пока — вот несколько имен. Из них четверо — задумчивый скромник Фейн, задира и пьяница Рандольф, примерный семьянин Хабингтон и мой коллега-переводчик Стэнли — вообще по-русски публикуются впервые.
С уважением
Марина Бородицкая
РОБЕРТ ГЕРРИК
(1591 — 1674)
Не всякий день подходит для стихов
Искры ве2щей пробужденье
Праздную не всякий день я:
Лишь почуяв горний дух,
Горячеют мозг и слух,
Строки запечатлевая,
Как табличка восковая.
И пророчества летят
В мир, не ведая преград,
Как листы из рук Сивиллы…
Глядь — уж сякнет дух остылый,
Нет священного огня, —
Жди-пожди другого дня.
Ода Бену Джонсону
Милость Господня
Сколь ни скорбит Господь над нашей скверной,
Его терпенье — океан безмерный,
Питающий собою сотни рек,
И все ж не иссякающий вовек,
Потоки вод вбирающий до края,
Гигантской чаши не переполняя.
ТОМАС КЭРЬЮ
(1594/1595 — 1640)
К возлюбленной, сидящей у реки
Взгляни скорей: вон та волна
Бежит, строптива и вольна,
Вдруг отделившись от стремнины,
Под бережок, в изгиб долины,
И там кружится, как волчок,
Презрев родимый свой поток
И бросившись нетерпеливо
В объятья крепкие залива.
Любовью новою полна,
Как нежно плещется она,
Лаская берег травянистый,
Как бьется грудью серебристой
О неподатливую твердь,
Как, убыстряя круговерть,
Прочь устремляется притворно —
И вдруг назад бежит проворно,
Вся в ямочках, сияя вновь…
Взгляни туда, моя любовь!
Ты стань беглянкою-волною,
В объятьях я тебя укрою,
Как тот зеленый бережок,
И пусть ревнивый твой поток,
Забытый, мчит до океана,
Где станет солью безымянной,
А ты, мой крутень водяной,
Как есть, останешься со мной.
МАЙЛДМЕЙ ФЕЙН, ГРАФ ВЕСТМОРЛЕНДСКИЙ
(1600 — 1666)
Раздумья в сельской глуши
Приветствую тебя, приют утешный,
Где свой баланс я подведу неспешный:
Сочту долги, что возвращать пора,
Составлю опись разного добра,
Что брал в кредит, затем реестр обетов
Забытых, дел заброшенных, запретов
Нарушенных, — всего, в чем до сих пор
Священный преступал я уговор.
Как фермер, что аренду в срок не вносит
Из года в год, отсрочки уж не просит,
Одну в душе надежду затая
На милосердье лорда, — так и я
Здесь, в тишине, свой путь объявши взором,
Не чая расквитаться с кредитором,
Вдруг слышу: “Только веруй, а уж там —
Мой сын заплатит по твоим счетам”.
Скисшее тесто
Господь наш — добрый хлебопек,
Он меру соблюдал как мог,
Адам же с Евой наблажили —
Закваски в чан переложили
И весь испортили замес:
Что нам ни падает с небес,
Травою сорной всходит пышно,
Не видно в нас да и не слышно
Творца. Положим, и сорняк —
Всё промысла Господня знак,
И все ж из нас не будет толку,
Пока не выйдем на прополку.
ТОМАС РАНДОЛЬФ (1605 — 1635)
На потерю мизинца1
Я девять цифр подряд могу назвать,
А вот и девять пальцев, им под стать.
Десятый — ноль: точна сия наука,
Мизинец левый мой — тому порука.
А что за палец был! Хотя и мал,
В людей не тыкал, не блудил, не крал,
Вперед не лез, а что ушел до срока —
Так это знак: во тьму по воле рока
Уйдут и локоть, и плечо, и грудь,
И всем нам предстоит сей скорбный путь.
Кто мне теперь, скользя по строчкам шибко,
Укажет, что закралась в них ошибка?
Довольно и пропажи пальца, чтоб
В стихе не досчитаться стоп…
Прощай, дружок! Твое пустует место.
Не ждал я от судьбы такого жеста.
ВИЛЬЯМ ХАБИНГТОН (1605 — 1654)
Против тех, кто считает всех женщин нечестивыми
ЭДМУНД УОЛЛЕР (1606 — 1687)
Падение
Здесь ямки от ее спины
В земле податливой видны,
И глина льнет еще сырая
К подолу нимфы, не желая
Расстаться с ней. Весной же тут
До срока розы расцветут,
Вот только полчища влюбленных
Не втопчут ли в зеленый склон их?
Здесь прозвенел Венеры смех,
Что подсмотрела без помех,
Как случая слепая сила
Стрелу Амура упредила.
Не так ли на заре времен
И весь наш род был сотворен,
Когда вдвоем на глину пали
Из глины вставшие вначале
И у древесного ствола
Сплелись их юные тела?
Что ж тут краснеть? На что сердиться?
Взгляни на милого, девица,
Коснись — и вздрогнет он опять:
Ну как тут было устоять?
Как не упасть Адама сыну,
Коль небеса толкают в спину?
Тебе лишь тем нанес урон,
Что скоро встать позволил он.
СЭР ДЖОН САКЛИНГ
(1609 — 1641/1642)
Сонет3 II
Твоих лилейно-розовых щедрот
Я не прошу, Эрот!
Не блеск и не румянец
Нас повергают ко стопам избранниц.
Лишь дай влюбиться, дай сойти с ума,
Мне большего не надо:
Любовь сама —
Вот высшая в любви награда!
Что называют люди красотой?
Химеру, звук пустой!
Кто и когда напел им,
Что краше нет, мол, алого на белом?
Я цвет иной, быть может, предпочту —
Чтоб нынче в темной масти
Зреть красоту
По праву своего пристрастья.
Искусней всех нам кушанье сластит
Здоровый аппетит,
А полюбилось блюдо —
Оно нам яство яств, причуд причуда!
Часам, заждавшимся часовщика,
Не все ль едино,
Что за рука
Взведет заветную пружину?
Свеча4
Сей нужный в доме атрибут
При свете редко достают.
Но стоит сумеркам сгуститься,
Спешит матрона иль девица
Извлечь его — и, тверд и прям,
Белеет он в руках у дам.
Засим его без промедленья
Вставляют ловко в углубленье,
Где он смягчится, опадет
И клейкой влагой изойдет.
ВИЛЬЯМ КАРТРАЙТ
(1611 — 1643)
Мистеру W. B.5 в честь появления на свет его первенца
С вас сняли копию: она
До точки, говорят, верна.
Писец не допустил errati,
И пусть в уменьшенном формате
На свет явился свежий том,
Но все, что мы находим в нем,
От буквицы до переплета, —
Весьма искусная работа.
О, сколь отрадно для отца
От няньки слышать: у мальца
Глаза, мол, ваши, рот и щеки,
И носик ваш, и лоб высокий,
Твердить за ней, что и жены
Черты в нем нежные видны,
И напевать, над люлькой стоя,
Пока он не заснет в покое.
Он и теперь, в пеленках, мил,
Когда же наберется сил
Для погремушек и лошадок —
По-новому вам станет сладок
Его певучий голосок,
Лепечущий за слогом слог,
Его запинки и осечки,
И сокращенные словечки,
Что лишь законник разберет, —
Родня же, знаю наперед,
Сей тарабарщины прелестной
Как манны будет ждать небесной.
О колыбели! Сколько в них
Надежд заключено благих, —
Свои же пожеланья кратко
Я изложу, лишь для порядка.
Пускай молитвам будет он
Не позже азбуки учен,
Пусть выпадут ему удачи,
Пусть не умнее, но богаче
Он будет, чем его отец, —
Притом не мот и не скупец.
Пусть обойдут его недуги,
Пусть в каждом обретенном друге
Он сердце верное найдет,
А не корысть и не расчет.
Да будут все его оковы
Легки, как сей свивальник новый,
Пусть от обид он и потерь
Не плачет горше, чем теперь.
Пусть век его, наполнен светом,
Продлится долго, но при этом
Забыв младенчество как сон,
Второго пусть не знает он.
РИЧАРД ЛАВЛЕЙС6 (1618 — 1657/1658)
Лукасте, уходя на войну7
Меня неверным не зови
За то, что тихий сад
Твоей доверчивой любви
Сменял на гром и ад.
Да, я отныне увлечен
Врагом, бегущим прочь,
Коня ласкаю и с мечом
Я коротаю ночь.
Я изменил? Что ж — так и есть!
Но изменил любя:
Ведь если бы я предал честь,
Я предал бы тебя.
Даме, ожидающей ребенка и попросившей у поэта старую рубашку
На что вам эти старые доспехи,
Мадам? Ведь тут прореха на прорехе.
Такой свивальник, словно флаг с войны,
Дитяти страшные навеет сны.
Наследнику скорее бы пристало
Из прядей материнских покрывало,
А я — простите вашего слугу —
Лишь разве шкуру снять с себя могу,
Да только жаль младенчика: негоже
Страдать ему в дубленой этой коже.
Но раз уж принято к роди2нам слать
Белье и просит будущая мать, —
Я девять белошвей, с кем знался прежде,
К себе созвал, на помощь их в надежде.
Но лишь одна была со мной мила
И мне для вас передник свой дала:
Из мягкой ткани он, отделан тонко,
Мадам, взгляните — вот сия пеленка.
ТОМАС СТЭНЛИ (1625 — 1678)
Ожидание
Не подгоняй минут:
Они промчатся, промелькнут,
И не пеняй бедняге Фебу,
Что он по небу
Ползет лениво в свой чертог.
Спешить не надо,
Промешка — нам награда,
Мы все поспеем на урок.
Пока еще ты слеп,
Сокрытых не тревожь судеб,
Не тщись уразуметь до срока
Законы рока.
Дай совершить свой тайный труд
Бессонной пряхе —
И сбудутся все страхи,
И все надежды оживут.
1 Мизинец бедняге отсекли в пьяной драке.
2 Кастарой (по-латыни “чистый алтарь”) Хабингтон называл в стихах свою жену; ей посвящена вся его любовная лирика.
3 Сонет здесь означает короткое стихотворение или песенку о любви.
4 Такие озорные загадки были тогда в ходу. Здесь приличия соблюдены: разгадка названа сразу.
5 Личность W. B. не установлена, но стихи и сегодня годятся в подарок любому счастливому отцу.
6 В устаревшей русской транслитерации Ловелас: это его имя дал в XVIII веке
С. Ричардсон своему отрицательному герою, красавцу и соблазнителю.
7 Это очень знаменитое стихотворение, чуть ли не в школьную программу входит.
Опубликовано в журнале:
«Новый Мир» 2008, №6
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
@темы: Поэзия
-
-
01.07.2008 в 22:22прекрасный материал. Прочитал с удовольствием.
-
-
01.07.2008 в 23:09